Очень постмодернистское кино: в чём секрет успеха культовой франшизы Scary Movie?
Вспомните: начало 2000-х, видеомагнитофоны ещё на пике популярности, а новинка с вызывающим названием «Очень страшное кино» становится хитом в каждой компании. Выйдя в 2000 году, этот фильм не просто ворвался в жанр комедий — он оставил его в состоянии лёгкого шока. Простая идея — сделать пародию на популярные фильмы ужасов — превратилась в культурный феномен, который не только рассмешил миллионы зрителей, но и вскрыл самые смешные клише киноиндустрии. Как же фильм с таким простым рецептом стал вершиной жанра? И почему сейчас подобные ленты остались в прошлом?
Франшиза «Очень страшное кино» родилась в эпоху, когда жанр ужасов переживал свой ренессанс. «Крик», «Шестое чувство», «Ведьма из Блэр» — всё это были хиты, но и благодатная почва для шуток. Братья Уэйанс ухватились за эту идею и сделали пародию, которая одновременно высмеивала и обожала оригиналы. Первая часть стала настолько успешной, что породила четыре продолжения (и бессчетное количество подражателей), а сам фильм долгое время был эталоном пародийного жанра.
Критики, как водится, разделились. Одни обвиняли фильм в примитивности шуток и избыточной грубости. Другие называли его глотком свежего воздуха в мире, где комедии всё чаще начинали «пытаться быть умными». Рецензии того времени часто звучали так: «Пошло, но смешно». Но вот что интересно: спустя годы именно «Очень страшное кино» начали пересматривать с ностальгией, тогда как его критики давно забыты. Почему? Потому что фильм оказался настоящим зеркалом своего времени — эпохи, когда шутки могли быть беспардонными, а зритель готов был смеяться над всем, включая себя.
Социологи могут долго рассуждать, почему пародийный жанр в те годы был на пике популярности. Всё просто: люди хотели лёгкости. Конец 90-х и начало 2000-х — это время массового интереса к массовой культуре. Постмодернистский подход, которым «Очень страшное кино» блистательно пользовалось, идеально подошёл под этот запрос. Постмодернизм в кино — это когда сами правила игры становятся объектом шутки. Франшиза ломала четвёртую стену, высмеивала жанровые клише, а в некоторых сценах — даже ожидания зрителей. Например, сцена, где девушка на бегу выбирает, куда ей бежать — в сторону помощи или к бензопиле, — и, конечно же, выбирает бензопилу. Это уже не просто шутка, а комментарий о том, насколько нелепыми могут быть решения персонажей в фильмах ужасов.
Критики, как водится, разделились. Одни обвиняли фильм в примитивности шуток и избыточной грубости. Другие называли его глотком свежего воздуха в мире, где комедии всё чаще начинали «пытаться быть умными». Рецензии того времени часто звучали так: «Пошло, но смешно». Но вот что интересно: спустя годы именно «Очень страшное кино» начали пересматривать с ностальгией, тогда как его критики давно забыты. Почему? Потому что фильм оказался настоящим зеркалом своего времени — эпохи, когда шутки могли быть беспардонными, а зритель готов был смеяться над всем, включая себя.
Социологи могут долго рассуждать, почему пародийный жанр в те годы был на пике популярности. Всё просто: люди хотели лёгкости. Конец 90-х и начало 2000-х — это время массового интереса к массовой культуре. Постмодернистский подход, которым «Очень страшное кино» блистательно пользовалось, идеально подошёл под этот запрос. Постмодернизм в кино — это когда сами правила игры становятся объектом шутки. Франшиза ломала четвёртую стену, высмеивала жанровые клише, а в некоторых сценах — даже ожидания зрителей. Например, сцена, где девушка на бегу выбирает, куда ей бежать — в сторону помощи или к бензопиле, — и, конечно же, выбирает бензопилу. Это уже не просто шутка, а комментарий о том, насколько нелепыми могут быть решения персонажей в фильмах ужасов.
Почему сейчас таких фильмов больше не снимают? Во-первых, изменилась аудитория. Современный зритель стал требовательнее, и то, что в 2000 году казалось смешным, сегодня могут воспринять как оскорбительное или устаревшее. Во-вторых, культурные реалии стали более сложными: постмодернизм сменился новыми формами, где прямые пародии выглядят упрощенными. И, наконец, рынок перенасытился: десятки подражателей типа «Эпического кино» или «Очень голодных игр» довели жанр до абсурда.
Первая часть фильма стала прорывом, а вторая закрепила успех. Но с каждой новой частью франшиза начинала терять свой блеск. Третья и четвёртая части, режиссёром которых стал Дэвид Цукер (создатель «Аэроплана!»), всё ещё сохраняли баланс между пародией и комедией абсурда. Но к пятой части аудитория почувствовала усталость. Острота шуток притупилась, и сюжет стал слишком зависим от грубого юмора, лишившись постмодернистской изысканности первых фильмов.
Но влияние «Очень страшного кино» на кинематограф трудно отрицать. Франшиза стала катализатором целой волны пародий и на долгое время определила, каким должно быть легкое развлекательное кино. Даже современные проекты, вроде мультсериала «Рик и Морти», отчасти обязаны своим успехом той постмодернистской свободе, которую пропагандировала франшиза. «Очень страшное кино» показало, что пародия может быть умной и грубой одновременно, превращая нелепость в искусство.
Первая часть фильма стала прорывом, а вторая закрепила успех. Но с каждой новой частью франшиза начинала терять свой блеск. Третья и четвёртая части, режиссёром которых стал Дэвид Цукер (создатель «Аэроплана!»), всё ещё сохраняли баланс между пародией и комедией абсурда. Но к пятой части аудитория почувствовала усталость. Острота шуток притупилась, и сюжет стал слишком зависим от грубого юмора, лишившись постмодернистской изысканности первых фильмов.
Но влияние «Очень страшного кино» на кинематограф трудно отрицать. Франшиза стала катализатором целой волны пародий и на долгое время определила, каким должно быть легкое развлекательное кино. Даже современные проекты, вроде мультсериала «Рик и Морти», отчасти обязаны своим успехом той постмодернистской свободе, которую пропагандировала франшиза. «Очень страшное кино» показало, что пародия может быть умной и грубой одновременно, превращая нелепость в искусство.
